Главная / Армения / «Я кричал от боли». Письмо Вардгеса Гаспари из ереванской тюрьмы

«Я кричал от боли». Письмо Вардгеса Гаспари из ереванской тюрьмы

Политзаключенный Вардгес Гаспари передал адвокатам письмо с описанием пыток и насилия, которому он подвергся после ареста. Письмо опубликовала общественная организация «Европа права».

«Меня арестовали, чтобы изменить мою гражданскую позицию и отношение к совершенно незаконным действиям суда. Можно констатировать, что хотя бы частично это удалось, так как изначально арест предполагает не только лишение свободы, но и всеобъемлющее применение неписанных законов тюрьмы и принятие факта полного отсутствия закона и законности. Эта схема была применена и ко мне.

Если визиты и ходатайства депутатов в первые дни моего пребывания в Нубарашенской тюрьме оттянули насилие ко мне, то после воскресенья и понедельника, когда была установлена моя гражданская идентичность, на меня стали оказывать давление. После входа в N20 в понедельник вечером начались очные ставки, и контингент камеры из 10-12 человек мне прямо сообщил о моей несовместимости с ними, и что я должен покинуть камеру. Тогда стало понятно, что всем заведуют старожилы в лице смотрителя камеры, и у новичка нет прав, в том числе на жизнь и достоинство. В данном случае мне пришлось отказаться от предлагаемых услуг, как купание и использование койки, чтобы не остаться в долгу. Тем не менее, на повестке оставался основной вопрос – встать на учет, вынужденно отвечать на вопросы о том, кто ты, где живешь, что делаешь, почему попал в тюрьму и т.д. Познакомиться друг с другом и принять установленные здесь обязательства, участвовать в общаке.

В какой-то мере мое неприятие воровских законов уже было известно, в частности, о негативном отношении к картам (я уже сообщал о самоубийствах в течение прошлого года от 4 до 5 арестантов и о том, что они остались одни), отрицательное отношение ко мне уже сформировалось. Тем не менее, тема очной ставки привела к первому конфликту, и я отошел от стола, отправился в другой конец комнаты, к двери, лег на землю. Это стало для них темой, основанием, требованием, поводом для издевательств, превратилось в мнимый внутренний конфликт, крики, вопли, и меня попросили лечь на скамью рядом со столом (мол, когда я ложусь на землю, смахиваю на мертвеца, и при виде меня другим становится плохо). Я принял предложение и лег на скамью у стола, и допросов больше не было, это продлилось до утра. Во время утренней проверки я написал и вручил заявление об объявлении сухой голодовки, потом меня перевели в более изолированный шестой филиал.

Этот процесс продлилися до 5-6 часов вечера, вопрос еще не был решен. Меня периодически вызывали в дежурную часть для составления документов и… снова возвращали в камеру N20… после очередной волокиты [с документами] и возвращения сказали, что меня больше не принимают, и я не имею права входить в камеру. Я сел между камерами: администрация требовала войти, люди в камере не принимали. Я сообщил администрации, что больше не войду в эту камеру, и после нескольких предупреждений меня наказали переводом в карцер. Отправились в карцер N3 на подвальном этаже, где был человек, совершивший членовредительство. Здесь я пробыл минуты 3-4, затем позвали, сказали, что мы идем в камеру карантин N7, в которой я провел первый день. Контингент был тот же, но меньше,, 4-5 человек, и 1-2 новичка. Отношения были нормальные, пока не поступил приказ от н-ка оказывать на меня давление, и погода сразу изменилась. Началась активная переписка между верхним этажом и н-ом, телефонные разговоры, записки. Взгляды изменились. На смену дружеским взглядам пришло «у тебя голодовка, ты не должен здесь оставаться», повторили 1, 2, 3 раза построже, и уже в гневе, употребляя ругательства, издеваясь, ударяя руками и ногами, в основном ногами. Били по ногам ниже колена, я лежал на койке, они стояли, били сбоку. Я кричал от боли, они говорили, чтобы я не издавал ни звука. Били 3-4 человека, четвертый — 50-летний, только прекративший голодовку и истощенный – не участвовал, но употребил пару ругательств, чтобы показать, что он, по крайней мере, не против происходящего (была частичная голодовка, принимал воду, кофе, чай, ему около 50-52 лет). Тем, кто бил, было около 30-40.

Так, с перерывами в 3-4 минуты, подходили и снова били, было уже заполночь, мои крики от боли были слышны в 10м., в здании и на улице. Но надзиратели не реагировали. Только раз надзиратель позвал одного из избивавших, спросил, все ли нормально, выслушал ответ «да, брат, согласовано». Кто-то в камере повторил вопрос и получили тот же ответ.

Это продолжалось 1-2 часа, мои просьбы, мольбы, сопровождавшиеся последними ругательствами сексуального характера, мол, я объявил голодовку, ради Бога, были крайне слабы по сравнению с полученным указанием.

В какой-то момент послышался звук ключа в замке, кого-то привели в камеру, и я вышвырнул себя из нее. Будучи на четвереньках, сказал, что в камеру больше не войду. Собрался весь персонал, человек 5-6, чтобы убедить, что все хорошо, и уговорить войти обратно. Я полз на четвереньках, пытаясь покинуть камеру, прося не отправлять меня туда. Так, чтобы меня отвели в дежурную часть, однако и там меня пытались уговорить пойти в камеру, «больше ничего не случится». Поначалу я не отвечал на их вопросы о том, что случилось, так как был уверен, что это им нужно только чтобы получить информацию о тех, кто избивал, но затем я понял, что меня всячески пытаются вернуть в камеру. Я рассказал все в подробностях, однако они продолжали требовать вернуться, даже когда я лежал упавший на полу, принесли одеяло, сказали «давайте положим Гаспари на одеяло и унесем на носилках».

Было интересно, что после описания насилия, пыток, сокамерники упорно уговаривали вернуться в камеру, возможно, для большего обострения ситуации и получения большей информации. Возможно, подчинение капризам начальника представляет собой больший приоритет, чем возложенные на них обязательства.

Тем не менее, эти разговоры длились час-полтора, и я сдался. Меня отвели в карцер, где был один человек, и меня заверили, что он не причинит мне вреда, не будет иметь со мной дела».

Позже офис Омбудсмена Армении выступил с заявлением, в котором сообщалось, что Гаспари прекратил голодовку после встречи с представителем структуры.

19 февраля Вардгеса Гаспари арестовали по решению Шенгавитского суда общей юрисдикции, не предупредив заранее. Он обвиняется в оскорблении представителей истца, служащих полиции Дианы Варданян, Соны Меликян и судьи. Инженер бойкотировал производство и не являлся на заседания.

24 февраля из Нубарашенской тюрьмы Гаспари доставили в психиатрическую клинику для проведения судебно-психиатрической экспертизы. Вечером группа граждан провела акцию протеста перед резиденцией президента Армении в защиту Гаспари.

Ряд общественных организаций признал Вардгеса Гаспари политзаключенным.